Здравствуй, милая, Смерть моя, ты прости, что на «ты», и прости, что отвлёк от насущных, навязанных свыше дел. Твой прыщавый юнец подождёт, он не смотрит совсем на тебя, он не видит, не знает, что Смерть настолько близка и красива! Ты сегодня выбрала тело под стать начинающейся весне: восемнадцать, быть может, чуть старше на вид; рыжий волос, как шерсть у лисы, и веснушки – россыпью звёзд на безоблачном небе, за улыбкой твоей, как лучики солнца. 

                Я возьму твою руку, ладошка утонет в моей, ты посмотришь доверчиво и чуточку удивлённо. В этот солнечный, жаркий день лучше быть под покровом лёгкой тени, и поэтому мы пройдёмся по улице вдоль, до кафе. Я возьму себе чашечку кофе, тебе же – зелёного чая, как любишь последнее терпкое время. И пока нам будут готовить заказ, мы будем искать друг друга во взглядах, откровенных до непристойности – в безднах-зрачках.

                 А потом мы будем молчать, обо всём, обо всех, взахлёб, без умолку, слушая как-то молчанье друг друга. И забудем про жизнь за пределами нас и кафе, время станет безвременьем, пеплом остывшим пожарища связанных дней. Остановится мир и прервётся на фразе, поступке, на чувстве, на первом-последнем для нас поцелуе. И теперь на губах обещает остаться навеки, до последнего вздоха-взгляда, последних оставшихся мыслями слов. 

                 И вселенная станет одними лишь нами, и это больше, чем нужно пространству и времени, больше, чем… нужно человечеству: людям, богам бессловесным, историям – снова написанным, снова прочитанным в мире, восставшем из памяти нашей: кафе, чай и кофе и взгляды, тяжесть рыжего, жаркого, мирного дня. И тогда мы расстанемся, милая Смерть моя, чтобы больше не встретиться в этой скучной размеренной жизни.

                 Потому что мир этот не может вместить нас двоих и нашу любовь.

Главный редактор Владимир Зорин